В чем заключается метод герменевтики. Вопросы и задания. Миф как высказывание

Наверное, нет более сложной и одновременно более важной вещи в мире, чем понимание. Понять другого человека, понять заложенный автором смысл текста, понять самого себя…

Понимание составляет центральную категорию герменевтики. Звучит поистине фундаментально. Так и есть: герменевтика как философское направление и герменевтика как методология берут начало в глубокой древности, а применить их можно, пожалуй, почти к любой сфере жизни. Но обо всем по порядку.

Возникновение и развитие

Есть в древнегреческой мифологии бог Гермес. В своих крылатых сандалиях он свободно перемещается между землей и Олимпом и передает смертным волю богов, а богам - просьбы смертных. Причем не просто передает, а объясняет, истолковывает, ведь говорят люди и боги на разных языках. С именем Гермеса и связано происхождение термина «герменевтика» (по-гречески – «искусство толкования»).

Также в античную эпоху зарождается само это искусство. Тогда усилия герменевтов были направлены на выявление скрытого смысла литературных сочинений (например, знаменитых «Илиады» и «Одиссеи» Гомера). В тесно сплетенных с мифологией текстах в то время надеялись найти понимание того, как людям следует себя вести, чтобы не навлечь на себя гнев богов, что можно делать, а чего нельзя.

Постепенно развивается юридическая герменевтика: объяснение простому народу смысла законов и правил.

В Средние века герменевтика тесно смыкается с экзегетикой - так называлось разъяснение смысла Библии. Все еще не разделяется сам процесс истолкования и методы этого процесса.

Возрождение ознаменовано делением герменевтики на hermeneutika sacra и hermeneutika profana. Первая анализирует сакральные (священные) тексты, а вторая - никоим образом к Библии не относящиеся. Впоследствии из профанной герменевтики выросла дисциплина филологической критики, и сейчас в литературоведении герменевтика применяется очень широко: от поисков смысла частично утраченных или дошедших в искаженном виде литературных памятников до комментариев к произведению.

Огромное влияние на развитие герменевтики оказала Реформация - движение XVI – начала XVII века за обновление католического христианства, которое привело к возникновению нового религиозного верования – протестантизма. Почему огромное? Потому что исчез канон, ориентир истолкования Библии, и интерпретация ее текста теперь представляла собой гораздо более сложную задачу. В это время закладываются основы герменевтики как учения о методах интерпретации.

И уже в следующем столетии герменевтика начинает рассматриваться как универсальный набор методов для истолкования любых текстовых источников. Немецкий философ и проповедник Фридрих Шлейермахер разглядел общие черты у филологической, теологической (религиозной) и юридической герменевтики и поставил вопрос о базовых принципах универсальной теории понимания и истолкования.

Шлейермахер уделял особое внимание автору текста. Что он за личность, зачем сообщает читателю ту или иную информацию? Ведь текст, считал философ, в одно и то же время принадлежит языку, на котором он создан, и является отражением личности автора.

Последователи Шлейермахера раздвинули границы герменевтики еще шире. В трудах Вильгельма Дильтея герменевтика рассматривается как философское учение о толковании вообще, как основной метод постижения «наук о духе» (гуманитарных).

Дильтей противопоставил эти науки естественным (о природе), которые постигаются объективными методами. Науки же о духе, как полагал философ, имеют дело с непосредственной психической деятельностью - переживанием.

И герменевтика, по мнению Дильтея, позволяет преодолеть временную дистанцию между текстом и его интерпретатором (скажем, при анализе древних текстов) и реконструировать как общий исторический контекст создания произведения, так и личностный, в котором отразилась индивидуальность автора.

Позже герменевтика превращается в способ человеческого бытия: «быть» и «понимать» становятся синонимами. Этот переход связан с именами Мартина Хайдеггера, Ганса-Георга Гадамера и других. Именно благодаря Гадамеру герменевтика оформилась как самостоятельное философское направление.

Начиная со Шлейермахера герменевтика и философия сплетаются все теснее, в конце концов рождается философская герменевтика.

Базовые понятия

Итак, как показал наш краткий рассказ о возникновении и развитии герменевтики, термин этот многозначный, и в настоящее время можно говорить о трех основных определениях этого слова:

• Герменевтика - это наука об истолковании текстов.
• Философское направление, в котором понимание трактуется как условие бытия (философская герменевтика).
• Метод познания, постижения смысла.

Однако вся герменевтика базируется на сходных принципах, и потому выделяются основные положения герменевтики. Всего их четыре:

• Герменевтический круг.
• Необходимость предпонимания.
• Бесконечность интерпретации.
• Интенциальность сознания.

Попробуем коротко объяснить эти принципы герменевтики и начнем с наиболее значимого - герменевтического круга.

Герменевтический круг - метафора, описывающая циклический характер понимания. Каждый философ вкладывал в это понятие свое значение, однако в самом широком, самом общем смысле можно сформулировать принцип герменевтического круга так: для того чтобы что-то понять, его нужно объяснить, а чтобы объяснить, нужно понять.

Предпонимание - это наше первоначальные суждения о том, что мы будем познавать, предварительное, некритическое понимание предмета познания. В классической, основанной на рационализме философии (то есть в XVIII–XIX веках) предпонимание приравнивалось к предрассудку и, следовательно, считалось, что оно мешает получению объективного знания.

В философии XX века (соответственно, и в философской герменевтике) отношение к предпонимаю меняется на противоположное. Мы уже упоминали выдающегося герменевта Гадамера. Как он считал, предпонимание - необходимый элемент для понимания. Полностью очищенное сознание, лишенное каких бы то ни было предрассудков и первоначальных мнений, не способно понять ничего.

Скажем, перед нами новая книга. До того как мы прочтем первую строку, мы будем основываться на том, что знаем о данном жанре литературе, возможно, об авторе, особенностях исторического периода, в который было создано произведение, и так далее.

Вспомним о герменевтическом круге. Мы сопоставляем предпонимание с новым текстом, делая его, предпонимание, открытым для изменений. Текст познается на основе предпонимания, а предпонимание пересматривается после познания текста.

Принцип бесконечности интерпретации говорит о том, что текст можно трактовать сколь угодно большое число раз, в той или иной системе взглядов каждый раз определяется разный смысл. Объяснение кажется окончательным лишь до изобретения нового подхода, который способен показать предмет с совершенно неожиданной стороны.

Положение об интенциальности сознания напоминает нам о субъективности познавательной деятельности. Одни и те же предметы или явления могут восприниматься как разные в зависимости от направленности сознания того, кто их познает.

Применение в психологии

Как мы выяснили, в каждый период своего развития герменевтика была тесно связана с той или иной областью знаний о мире. Виды герменевтики возникали один за другим: сначала филологическая, затем юридическая и теологическая и, наконец, философская.

Прослеживается и определенная связь герменевтики с психологией. Ее можно обнаружить уже в идеях Шлейермахера. Как отмечалось выше, немецкий философ обратил внимание на фигуру автора текста. Согласно Шлейермахеру, читатель должен перейти от собственных мыслей к мыслям автора, буквально вжиться в текст и в конце концов понять произведение лучше, чем его создатель. То есть можно говорить о том, что, постигая текст, интерпретатор постигает и личность, его написавшую.

Среди применяемых в современной психологии герменевтических методов следует в первую очередь назвать проективные методики (но на этапе интерпретации, потому что на этапе проведения они представляют собой измерительную процедуру), биографический метод и некоторые другие. Напомним, что проективные методики подразумевает помещение испытуемого в экспериментальную ситуацию со множеством возможных ее интерпретаций. Это всевозможные рисуночные тесты, тесты незавершенных предложений и так далее.

В некоторых источниках в перечень герменевтических методик, применяемых в психологии, включаются графологический и физиогномический методы, что представляется весьма спорным. Как известно, в современной психологии графология (учение о связи почерка и характера) и физиогномика (метод определения характера и состояния здоровья по строению лица человека) считаются примерами паранаук, то есть лишь сопутствующими признанному знанию течениями.

Психоанализ

Очень тесно герменевтика взаимодействует с такой отраслью психологии, как психоанализ. Направление, получившее название психологической герменевтики, базируется, с одной стороны, на философской герменевтике, а с другой – на пересмотренных идеях Зигмунда Фрейда.

Основоположник данного течения, немецкий психоаналитик и социолог Альфред Лоренцер, пытался усилить заложенные в психоанализе герменевтические функции. Главное условие достижения этого, по Лоренцеру, – свободный диалог между врачом и пациентом.

Свободный диалог предполагает, что пациент сам выбирает форму и тему своего повествования, и уже по этим параметрам психоаналитик делает первичные выводы о состоянии внутреннего мира говорящего. То есть в процессе интерпретации речи пациента врач должен определить, каково поразившее его заболевание, а также почему оно появилось.

Нельзя не упомянуть о таком замечательном представителе психоаналитической герменевтики, как Поль Рикер. Он считал, что герменевтические возможности психоанализа практически безграничны. Психоанализ, полагал Рикер, может и должен вскрывать значение символов, отраженное в языке.

Согласно представлениям Юргена Хабермаса, объединение герменевтического и психоаналитического подхода помогает выявить истинные мотивы человеческой коммуникации. Как считал ученый, каждый из участников беседы выражает в речи интересы не только свои, но и той социальной группы, к которой он принадлежит; также определенный отпечаток накладывает сама ситуация общения.

И действительно, об одном и том же событии мы по-разному будем рассказывать дома у близкого друга или случайному знакомому в очереди. Таким образом, истинные цели и мотивы говорящего скрываются за маской социальных ритуалов. Задача же врача - докопаться до подлинных намерений пациента, используя герменевтические методы. Автор: Евгения Бессонова

1. Что такое герменевтика

2. Представление об истине в науках о духе

3. Проблемы герменевтики

4. Основные черты герменевтического опыта

Герменевтика (греч. hermeneutike), в широком смысле – искусство истолкования и понимания. Длительное время герменевтика ограничивалась истолкованием текстов, но в 20 в. приобрела черты философской дисциплины.

Первоначально герменевтика относилась к интерпретации религиозных текстов и смыслов. Именитые историки герменевтики (в их числе Дильтей) усматривают момент зарождения герменевтики как дисциплины в раннем протестантизме. В латинском словоупотреблении термин hermeneutica впервые встречается лишь в середине 17 в., у И.К.Даннхауэра. И все же истоки герменевтики просматриваются еще в античности и связаны с аллегорической интерпретацией мифов, а в философии – с трактатом Аристотеля Об истолковании (Peri hermeneias ). Термин hermeneutike употребляет Платон. В ряде случаев (в частности, в Тимее ) платоновское употребление этого слова близко к греческому mantike, искусству предсказания; здесь пророк как толкователь специфического сверхразумного смысла назван герменевтом. В Ионе герменевтом – интерпретатором посланий богов – называется поэт.

Сфера герменевтики очерчена, таким образом, экзегезой в широком смысле этого слова. Но от экзегетики герменевтику отличает то, что она занята не просто искусством истолкования, но прежде всего правилами такого искусства. В качестве вспомогательной науки она выступает на первый план там, где необходима интерпретация темных мест сакральных текстов. В более поздний период свою собственную герменевтику будут развивать и другие науки, связанные с интерпретацией текстов. Начиная с Ренессанса существует своя герменевтика в юриспруденции и филологии, а с 19 в. герменевтика занимает место в ряду исторических дисциплин. Дильтей полагал, что герменевтическая методология способна придать гуманитарному знанию статус научного. Поворот герменевтики в сторону философии происходит в 20 в. Хотя первые намеки на такой поворот можно найти уже в «философии жизни» позднего Дильтея и у Ницше, заявившего, что «нет фактов, есть только интерпретации», герменевтику как философскую дисциплину в этом ключе развивает М.Хайдеггер и его ученик Х.Г.Гадамер. Если у Хайдеггера герменевтика нацелена на самопонимание фактически существующего человека, то Гадамера интересует сфера гуманитарного знания, он стремится осмыслить «историчность» и «языковость» человеческого опыта.

Итак, термин “герменевтика” имеет различные трактовки. Например, герменевтикой называют искусство интерпретации (толкования) текстов. Такое значение термина широко распространено. Под текстами здесь понимают любые литературные произведения: художественные, исторические, философские, религиозные и проч.

Термин “герменевтика” употребляется также и в теоретическом смысле: герменевтика - это теория понимания, постижения смысла. Такое толкование мы находим в некоторых современных (по отношению к давним герменевтическим традициям) философских контекстах.

Есть также истолкование этого термина как “искусства постижения чужой индивидуальности”. Это специфическое понимание смысла термина “герменевтика” имеет довольно длительную историю и связано прежде всего с одним из видов герменевтики, который можно назвать “психологической герменевтикой”. Такого типа искусство постижения чужой индивидуальности развито и зафиксировано одним из классиков герменевтики Ф. Шлейермахером. Позже мы рассмотрим его учение, потому что фигура этого мыслителя не является случайной в истории герменевтики.

Наконец, можно найти определение герменевтики как учения о принципах гуманитарных наук. Здесь герменевтика выходит на несколько иной уровень, где она приобретает уже функции онтологические и социально-философские, т. е. претендует на роль философской дисциплины.

Представление об истине в науках о духе

Осознание проблем истины и метода, осуществленное равным образом в области как гуманитарного, так и естественнонаучного познания, показывает на необходимость герменевтики как специальной философской дисциплины, занятой осмыслением предварительных условий, приводящих к становлению современной дискуссии о методе. Осмысление исторического характера методологического мышления и ограниченности научной методологии приводит к необходимости разработки специфического герменевтического мышления, которым в равной мере должны обладать как ученые-гуманитарии, так и ученые-естественники. Современная герменевтика выступает против безграничной экспансии современного естествознания и поэтому находит отклик у тех ученых, которые понимают ограниченный характер естественнонаучной методологии и стремятся прояснить основания собственной деятельности. Можно сказать, что в определенном смысле герменевтика не только способна отстоять идеалы гуманизма и, в том числе, необходимость гуманитарного образования, но и предлагает определенный набор стратегий, который помогает естествоиспытателям понять те вещи, которыми они занимаются.

Герменевтический методологический стандарт характеризуется особенностями, среди которых прежде всего следует назвать принятие дихотомии естественных наук и наук о духе (гуманитарных наук). Так как предметной основой гуманитарных наук является текст, то мощным средством анализа гуманитарных явлений выступает язык. Во многих герменевтических концепциях язык объявляется средоточием всех гуманитарных проблем. И более того, слово выполняет культурологическую функцию, представая в качестве системообразующего элемента культуры. Следующей особенностью герменевтического методологического стандарта является его диалоговый характер. В дальнейшем диалогический характер гуманитарного познания становится критерием различения гуманитарных (диалоговая форма знания) и естественных (монологическая форма знания) наук.

Еще одним свойством герменевтического методологического стандарта является разделение областей специфически знакового содержания (объективный смысл текста «истина») и психологических моментов, оправдывающих принцип лучшего понимания, который выполним, скорее, как целевая установка, нежели как реально достижимый идеал. Текст обладает свойствами чувственно воспринимаемых объектов, но чтобы его понять, следует учесть, что он связан со смыслом и значением. Вещественные компоненты текста мы воспринимаем, идеальную сторону текста понимаем. Субъективные намерения автора, его психологические характеристики и его внутренний мир, зависящий от образования, увлечений, религиозности, воспитания, принадлежности к определенному классу или сословию, системы архетипов коллективных бессознательных представлений, материальных условий его жизни, составляют тот фон, который оказывает существенное влияние на смысл текста, на истину. Он является внелингвистическим контекстом, в котором, в частности, и выделяются указанные моменты. Личность автора дана нам не как знаково-символическая структура, а как явление одного порядка с родовой сущностью человека. Методологически здесь применяется прием объяснения. Поэтому использование, например, Шлейермахером понятия “психологическая интерпретация” с точки зрения современной методологии означает использование объясняющих методов (в данном случае психологических) в герменевтическом исследовании.

Учет внелингвистических факторов, мотивационных установок, бессознательных моментов, социокультурных факторов при реконструкции субъективных условий, в которых складывался объективный смысл текста, является необходимым моментом гуманитарного познания и специфицирует структуру предпонимания, осознания истины.

Проблемы герменевтики

Специфика гуманитарного познания определяется: во-первых, как существенно зависимая от социокультурных факторов; во-вторых, как широко применяющая интерпетационные методы исследования; в-третьих, как имеющая специфический предмет, что откладывает отпечаток на исследование в форме знаково-символического материала; в-четвертых, диалогичностью гуманитарного познания; в-пятых, как требующая аксиологический момент, то есть оценки результатов познания.

Для гуманитарного познания имеются свои особые методы, которые вместе с особым предметом, отличающимся от предмета точных наук, определяют специфику, качественное отличие гуманитарного познания от естественнонаучного.

Для проблемы понимания в герменевтике важно, что язык имеет независимое, внешнее бытие, оказывает давление на человека. Язык служит для развития духовного мира человека и несет в себе мировоззренческое начало. Так проблематика языка смыкается с проблематикой сознания, и возникает фундаментальное для герменевтики Шпета и для его философии культуры понятие. Поскольку тексты есть продукты человеческой деятельности, на которых влияние языкового сознания, постольку понимание текстов должно опираться на принципиальный анализ языкового сознания.

Далее, для решения проблемы понимания необходимо выполнить два условия: 1) раскрыть историческую природу текста и 2) выявить суть процесса понимания и интерпретации. Здесь для правильной оценки концепции Шпета следует сделать существенное замечание. В дошпетовской герменевтике раскрытие исторической природы текста относилось к центральному ядру герменевтического метода, являлось главным содержательным моментом понимания. Шпет выводит всю проблематику, связанную с психологическим, историко-культурным контекстами, за рамки процесса собственно понимания, помещая ее в условия понимающей деятельности. Это было оправдано феноменологической структурой слова. За скобки выносилось все, что не имеет отношения к смыслу слова, к его идее. В гуманитарном познании применяется в неявном виде особый логический вывод, который на первый взгляд, по направленности мысли можно было бы отнести к индукции. Но поскольку здесь имеют дело не с рассуждениями о свойствах элементов множеств, а с умозаключениями, в которых в качестве субъектов суждений используются индивидуальные целостные объекты или их части, то такой логический вывод не является индукцией. При этом опускают множество “индивидуальных обстоятельств” (абстракция) и выделяют чрезвычайные черты (идеализация). Естественно, что при этом, каковы критерии выбора абстрагируемого и идеализируемого материала, такова объективность и научная ценность исследуемого предмета.

Вводимое понятие типа в подлинно научной методологии также выполняет свойственную ему роль. Например, история есть наука в той мере, в какой она образует относительно общие понятия (типические понятия), подводит индивидуальный факт под типические обобщения, это характерно еще для одной специфической для гуманитарных наук логической операции, которую за неимением общепринятого наименование можно условно назвать “подведением”. Она предполагает сопоставление (сравнение) данной индивидуальности с результатом мериологического обобщения (смысл логико-гносеологический) и одновременно объяснение (смысл методологический). При этом подразумевается особая философская установка на онтологический статус относительно общих (типических) понятий: в бытии не существует относительно общего, оно обнаруживается в единичном при познавательных операциях с индивидуальным, т. е. оно характерно только для нашего знания. Причем индивидуальное есть категория логическая и гносеологическая, а единичное - онтологическая. При построении и интерпретации теоретических систем это обстоятельство следует учитывать, разводя данные категории по разным уровням языка (синтаксис, семантика).

Основные черты герменевтического опыта

Поскольку постижение, усвоение смысла текста являются процедурами, качественно отличными от объяснения природных и общественных закономерностей и явлений, постольку в методологии гуманитарных наук должна занять соответствующее место новая категория - категория понимания. Но соотношение между объяснением и пониманием должно быть диалектическим.

Текст с синтаксической точки зрения есть множество элементов (предложений, высказываний, музыкальных фраз, композиционных элементов любой знаково-символической системы), связанных друг с другом структурными отношениями, характерными для знаковой системы данного типа. Он имеет относительно легко определяемую синтаксическую структуру. Наиболее сложной, “громадной и малоисследованной” оказалась проблема понимания естественного языка, языковых выражений. Рассмотрим ее под следующим углом зрения. Будем считать элементарным носителем смысла предложения. Текст будет являться контекстом для предложений, входящих в него, если ставится вопрос об их употреблении. Предложение же есть контекст для составляющих его выражений, относящихся к другим семантическим категориям. Поэтому проблема понимания текстов сводится в данном случае к пониманию предложений и знанию смысла структурных связей между ними.

Решение проблемы значения языковых выражений будет зависеть от связи их с действительностью и с реальной практикой использования. При таком подходе предполагается, что язык не только оформляет способы мыслительной деятельности людей, но и является своеобразным отражением действительности, поэтому значения языковых выражений существенно зависят от объективной и субъективной реальности, освоенной человеком. Связь с практической деятельностью осуществляется посредством учета прагматических моментов, неязыковых контекстов, эпистемических условий и пр. Иными словами, значение языковых выражений зависит от диалектического соответствия между языковой компетентностью и употреблением языка. Знание об употреблении углубляет понимание компетентности, владения языком. Но для знания значения языкового выражения интуиции носителя языка, его языковой компетентности явно недостаточно.

Заметим, что использование терминов “смысл” и “значение” неоднозначно в литературе по философии и лингвистике. Существуют различные концепции, отличающиеся весьма показательным своеобразием.

Например, имеется точка зрения, в соответствии с которой значение языкового выражения есть величина относительно устойчивая, изменять ее может лишь влияние определенного контекста употребления. Такая измененная сущность и будет тем, что называют смыслом языкового выражения. Согласно этой концепции у конкретного языкового выражения может быть одно значение и множество смыслов употребления. Такое мнение подводилось в качестве теоретического основания под некоторые герменевтические методики. Но, как верно в свое время заметил Шпет, такую гипотезу и теоретически, и практически обосновать очень трудно. Отнесение значения к лексике, а смысла к употреблению разделяет две интуитивно связанные характеристики слова и затрудняет решение проблемы понимания текстов. Интересно отметить, что Шпет развивает мысль, которая идейно предшествует современным влиятельным семантическим концепциям. Он различает номинативную функцию слова и семасиологическую соответственно номинативной и смысловой предметности. Имя есть, с одной стороны, чувственно воспринимаемая вещь, знак. Оно связано с обозначаемым предметом в акте восприятия и представления. Связь знака с обозначаемым есть “автоматически чувственная” связь. Чтобы перейти от чувственного к мысленному, нужно “углубиться” в структуру слова, рассмотреть другой уровень этой структуры, перейти от восприятий и представлений к мыслям, а здесь мы уже будем иметь дело с семасиологической функцией слова.

Весьма плодотворной оказалась идейно связанная с концепцией Шпета экспликация смысла и значения в терминах “интенсионал” и “экстенсионал”, причем наметилась устойчивая традиция истолкования интенсионала как языкового (не мысленного!) содержания. Интенсионал есть та совокупность признаков, которые однозначно определяют экстенсионал. Под последним, в свою очередь, понимается совокупность предметов внешнего (по отношению к языковому выражению) мира. Ясно, что при таком подходе отношение к миру возможных обозначаемых сущностей определяется совокупностью языковых семантических признаков. Понятие значения здесь как бы “расщепляется” на два понятия: интенсиональное и экстенсиональное значение. Язык при таком подходе обладает “миротворческой силой”, он создает возможные миры, объекты которых существуют настолько ясно и осмысленно, насколько это им позволяет их интенсиональное содержание. Интенсиональное содержание тяготеет здесь к мысленному содержанию, смыслу, но представители такого подхода не склонны отождествлять эти понятия, а наоборот, оттеняют своеобразие интенсионала, дабы намеренно подчеркнуть, что все содержание языковых выражений можно выделить только из внутренних ресурсов языка.

Многие специалисты, в частности в области вычислительной лингвистики, не удовлетворились таким подходом, так как он не выражал в явном виде способ коммуникации человека (а если какая-либо теория пыталась это делать, то она оказывалась неадекватной для построения удовлетворительной концепции понимания языка) и полностью игнорировал концептуальное (мысленное) содержание языкового выражения, которое дано даже до начала дискурса и связано с умением его участников пользоваться языком, умением, в котором зафиксированы языковой опыт человека и установка на возможное восприятие и понимание в данных условиях дискурса. Такой подход в конечном счете абсолютизировал дескриптивную функцию языка. Поэтому возникли концепции, которые вводят понятия концептуального представления, концептуального уровня языка со своеобразной логикой, служащие для уточнения понятий смысла и мысленного содержания языка.

Проведенный анализ убеждает в том, что при решении проблемы понимания необходимо идти не от формализованных языков посредством приближения их к реальным процессам понимания, а от реального феномена понимания, взяв его за идеал. В качестве первого шага к цели введем понятие “общее семантическое значение языкового выражения”. Оно является комплексным многоаспектным образованием, зависящим от развитости общественного “смыслового горизонта” носителей языка (концептуальный аспект); от соотношения с действительностью, т. е. объектами, фактами, явлениями, событиями, о которых идет речь в данном языковом выражении (истинностно-денатативный аспект); от принципов языкового отражения действительности (интенсионально-десигнативный аспект); от структуры языка (логико-грамматический аспект); от контекста употребления (коммуникативный аспект); от прагматических условий, делающих необходимой постановку вопроса о значении данного языкового выражения (пресуппозиционный аспект).

Теперь можно сформулировать основной тезис: понимать языковое выражение - значит знать общее семантическое значение его. Так как текст представляет собой непустое множество элементов, связанных друг с другом структурными отношениями, то понимать текст - значит знать общее семантическое значение каждого входящего в него элемента, знать свойства структурных отношений и зависимость анализируемого текста от контекста. Экспликацию этой гипотезы идеального, образцового понимания можно провести при помощи выявления логико-семантических условий понимания.

Если представить понимание текстов как структурно организованно целое, то оно может включать этапы, каждый из которых обладает относительной самостоятельностью, не связан с другими временными отношениями, поэтому принятая далее нумерация этапов является условной.

Первый этап процесса понимания текста связан с выявлением его синтаксической формы. На этом этапе действуют два условия понимания. Первое предполагает умение отличать грамматически правильные элементы от неправильных. Мы узнаем образования нашего языка в представляемых знаковых структурах. Здесь текст еще не предстает перед нами как система связанных предложений. Второе условие соотносится с выявлением смысла логических констант и с соотнесением их употребления в данном тексте с общепринятыми нормами логики.

Оба условия в совокупности составляют то, что называется логико-грамматическим владением текстом.

На втором этапе происходит выявление семантически значимых, смысловых структурных единиц и решение вопроса об их общем семантическом значении. Знание о значении структурных единиц составляет то, что является третьим условием понимания текстов.

Четвертым необходимым условием понимания является учет контекста употребления. Контексты могут быть языковыми и неязыковыми. Последними могут служить реальные положения дел, о которых идет речь, возможные (мыслимые) положения дел, исторические факты и события, знание, учитывающееся при интерпретации текста (“фоновое знание”). Языковые контексты служат, как правило, для устранения многозначности выражений. Неязыковые контексты также могут устранять многозначность и, кроме того, уточнять значение структурных элементов и всего текста в целом.

Пятым условием понимания является учет прагматических критериев, от которых зависит употребление данного выражения. Понимание текста можно считать процессом, ограниченным рамками коммуникативной ситуации, когда происходит передача информации (диалог) от одного индивида к другому. Под прагматическими условиями необходимыми для понимания текстов, предполагаются обстоятельства, которые могли бы быть поводом для производства данного текста, определенный уровень знаний участников коммуникации, их намерения, характер коммуникативного акта (серьезное сообщение, шутка, дезинформация и пр.). При интерпретации часто используются сведения биографического характера об авторе текста, учитывается историческая обстановка; иногда значительно влияют на понимание даже манера произношения или стиль выражения. Если между автором текста и интерпретатором существует историческая дистанция, то следует учитывать различия культур, исторических эпох, языков и т. д. Весь этот комплекс моментов, влияющих на понимание текстов объединяется общим названием - прагматические условия понимания. Еще раз хотелось бы подчеркнуть, что данная система условий понимания вводит абстрактную, теоретическую ситуацию “чистого” понимания, моделирует идеальное понимание и является логико-семантическим базисом для реконструкции понимающей деятельности.

Еще одной важной особенностью герменевтических рассуждений является их тесная связь с нерациональными моментами, необходимо присутствующими в гуманитарных явлениях. Для герменевтической логики наряду с учетом явно осознаваемых логических принципов характерна рационализация бессознательных моментов, неявно присутствующих в мысленном содержании знаково-символических систем, в виде которых является исследователю предмет гуманитарного познания. В герменевтической логике вводится в логические сферы то, от чего классическая логика сознательно отвлекалась. В этом случае в логические рассуждения “внедряются” моменты когнитивной и этнической психологии, прагматики и теории коммуникации; логические структуры наполняются многими содержательными представлениями, которые специфицируют процессы герменевтических рассуждений.

Итак, сделаем некоторые выводы:

1.Герменевтика- наука о постижении значения (смысла) знаков;

2.Знаки не обязательно являются языковыми (текстовыми), но любой продукт познания (мыслительной деятельности) выражается в знаковой форме (системой знаковых форм).

3. Герменевтика осуществляется посредством понимания, объяснения, вчувствования.

4. Любая знаково-символическая система- это самостоятельная сущность, индивидуальность: а) продукт мыслительной деятельности, средство объяснения создающего субъекта; б) продукт понимающей деятельности, средство понимания, интерпретации воспринимающего субъекта.

5. Герменевтический метод - диалогичен.

6. В герменевтике человек является субъектом познания, а символически- знаковая система – предметом познания.

7. Основной задачей герменевтики является постижение, т.н. “глубинного смысла”.

8. Т.о. одной из основных задач герменевтического подхода к познанию какого- либо определенного явления, заключается в постижении его модели.

9. Множественность моделей (знаково-символических систем) является положительным фактом только при условии, что каждая из моделей, которая признана адекватной, опирается при своей разработке на систему определенных принципов и правил. Ни один из элементов системы не может быть удален из нее без изменения всей системы в целом.

10. Эффект системности (получение знания более полного, чем суммарное знание, полученное при помощи каждой части системы в отдельности), срабатывает только при одновременном использовании всех принципов, входящих в систему

Список литературы.

1. Абдуллин А.Р. Философская герменевтика: исходные принципы и онтологические основания: Препринт/ Издание Башкирского университета. – Уфа, 2000, 60 с.

2. Гафаров Х. С. Герменевтика как попытка примирения естественнонаучного и гуманитарного знания// http://charko.narod.ru/tekst/alm1/gafarov.html

3. Кузнецов В. Г. Герменевтика и ее путь от конкретной методики до философского направления http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_10/04.htm

4. Кузнецов В.Г. Русская герменевтика, или прерванный полет (опыт интерпретации философии Густава Шпета)//www.nature.ru

5. Слесинский Р. Поиски в понимании. Введение в философскую герменевтику/ Издательство СЦДБ// http://agnuz.info/library/pois.htm

Герменевтика (іреч. ermhneutich-объясняю, истолковываю) - влиятельное течение феноменологической традиции в методологии науки.

Она представляет собой направление современной мысли, наиболее активно разрабатывающее проблемы интерпретации, вопросы теории языка в том числе и применительно к фундаментальным проблемам правоведения.

Герменевтика составляет один из важнейших источников современной методологии в области социальных явлений, основанной на признании принципиальной роли языка для их адекватной интерпретации и понимания. Именно для герменевтики одной из главных предпосылок объективности понимания является осознание исторической обусловленности исследователя и его предмета. В XX столетии герменевтическую методологию разрабатывали М. Хай- деггер, Х.-Г. Гадамер, Э. Бетги, П. Рикёр, Э. Хайнтель, Г Кун, А. Аппель, Э. Корет.

Традиционно герменевтика означает искусство толкования текста. Слово «герменевтика» - дословно означает объяснение, изложение, толкование (есть и другое значение: дар слова, речь). Иногда понятие герменевтики возводят к известным в первые века христианства, а также в эпоху Средневековья и Возрождения, герметическим текстам, авторство которых предание приписывает богу Гермесу. Гермес же был не только богом торговцев и воров, но посыльным и толкователем богов, их воли и тех законов, которые они давали людям. Поэтому герменевтика в одном из своих изначальных смыслов означает «передавать и толковать законы». Герменевтика - это наука смыслового понимания, понимания высказываний, по словам немецкого ученого начала XX века В. Диль- тея, - это «теория понимания зафиксированных в письменном виде жизненных высказываний» и кроме того «основополагающий метод для всех дальнейших операций гуманитарных наук». В отечественной и зарубежной науке существует несколько подходов к исследованию данной проблемы. Так, уже изначально она рассматривалась в рамках герменевтической традиции. Чтобы понять суть данного подхода, следует отметить, что основными понятиями герменевтики являются: «понимание», «смысл», «язык», «текст», «интерпретация», «традиция», «герменевтический круг», «часть и целое», «объяснение». Выделяется философская, лингвистическая, религиозная, юридическая и т. п. герменевтика.

Особое значение герменевтика приобрела не в древней греческой философии и филологии, где она обозначала искусство толкования, понимания и интерпретации различных литературных произведений, а лишь в эпоху христианства. Вместе с тем именно в перипатетической и стоической философии были разработаны основные принципы толкования, которые были усвоены и дополнены Филоном Александрийским, Оригеном, Тертуллианом и Августином Блаженным. У христианских теологов под герменевтикой (экзегетикой) понималось искусство толкования Библии.

Но если в начальный период христианства основным для экзегетики было согласование Ветхого и Нового Заветов, то в дальнейшем ставится задача уяснения смысла Библии и творений отцов Церкви. Именно в этот период герменевтика впервые получает онтологический статус, который в эпоху секуляризации христианства был утерян. Задача познания не в том, чтобы открыть что-либо новое, а в том, чтобы правильно истолковать уже сказанное. Если же сказанное не поддавалось однозначной трактовке, или если же отдельные части, отдельные моменты в Библии были противоречивы, то в ход пускались различные герменевтические приемы (например, символико-аллегорический метод) . Почему можно говорить об онтологическом статусе христианской герменевтики? Герменевтика, как исследование и толкование единственной истинной реальности, замещала и науку, и философию, и т. д. Все теологические «суммы» могут быть рассмотрены как комментарии и толкования Библии. Кроме того, горизонт человеческого знания оказывался замкнутым, прирост знания был невозможен.

С секуляризацией христианства исчезает и тот онтологический статус, который приобрела герменевтика в средние века. Однако это произошло не сразу. Как отмечает М. Фуко, еще в XVI веке слово через систему различного рода подобий оказывалось тождественно вещам, было вписано как равноправный член в систему подобий мироздания. Следовательно, и герменевтика, как искусство толкования знаков, имела привилегированное положение.

Но уже в XVII веке ситуация кардинально меняется. Истинное знание может быть обретено либо в самоудостоверяющем в представлении познания, либо в удостоверяющем в познании опыте. Научное познание вытесняет герменевтику. Истолкование и познание опираются с этого времени на научный, прежде всего математический метод. Для восстановления значимости герменевтики потребуется не один век. Место герменевтики как средства отыскания и восстановления истины заняло научное познание. Герменевтика была отгесне- 340 - на в область искусства. Именно с этих позиций началось восстановление значимости данного способа постижения реальности и истины как метода интерпретации художественных, а позже - научных и юридических текстов.

Особое значение герменевтика приобрела благодаря работам Шлей- ермахера. Если в учении Канта и Гегеля можно видеть лишь своеобразную подготовительную работу, которая отделяет постижение в области искусства от других форм человеческого познания, а также формирует понятийный аппарат герменевтики, ее проблемное поле, то в работах Шлейермахера герменевтика, как постигающая деятельность человеческого духа, обретает саму себя. Методологии и Канта, и Баумгартена, и Гегеля как бы очерчивают, определяют место, которое не контролируется в полной мере ни наукой, ни философией, но также имеет своей целью своеобразное постижение сущности культуры личности, общества, государства. Дальнейший ход - попытаться не только увидеть это контролируемое научным познанием место, но и выявить, и сформулировать определенную методику поведения человеческого познания в этой сфере. Эту задачу и пытается решить герменевтика. И первый - Шлейермахер. Он изолирует проблему и процедуру понимания и вырабатывает методологию герменевтического познания. Пониманию подлежит не только дословный смысл сказанного или написанного тем или иным автором, понимание должно понять и самого создателя текста. Всякий текст, всякая речь может бьггь осмыслена и преобразована в акт понимания. Метод понимания обращается как на общее, так и на единичное: должен быть постигнут и текст, и контекст самого произведения и автора. Понимание должно преодолеть временной барьер и оказаться в позиции так называемого «первоначального читателя». При этом такая позиция оказывается отождествлением с самим автором. Таким образом, цель понимательных процедур герменевтики есть постижение, через анализ произведения, самого автора, причем цель понять автора лучше, чем он себя сам понимал.

Суммируя, можно сказать, что именно со Шлейермахера началось восстановление значимости и онтологического статуса герменевтики, ибо проблема понимания и истолкования захватывает не только само художественное произведение, но оказывается и способом постижения человека, автора и всей человеческой реальности. Здесь, однако, следует заметить, что классик феноменологической школы М. Хайдег- гер возводил истоки герменевтики в современном значении этого понятия к Р. Декарту, основоположнику методологии научного анализа, базирующейся на принципе единства и различия субъекта и объекта.

Развитие герменевтики происходило по пути «насыщения» ее проблемного поля историческим измерением. Именно историческая пре 341 емственцость образует культуру, язык, право как формы человеческого взаимодействия. Важнейшим условием исторической науки является то явление, что историю исследует тот, кто ее творит. Герменевтическая проблема понимания явлений и отношений в сфере социальной жизни требует прежде всего отделения ее от причинно-следственных связей, которые господствуют в природе и подлежат изучению естественными науками. Жизнь, которая осмысливается как фундаментальный факт истории, приобретает онтологический статус. При этом культура постигает себя и завершает себя именно в историческом постижении своих важнейших явлений: экономики и экономической культуры, жизни социума, правовой и политической культуры общества и личности. Историческое познание есть способ самопознания. Герменевтика, осмысленная как постижение историчности, оказывается основой наук о духе, ибо исторический процесс мыслится как подлежащий расшифровке текст.

Дальнейшее расширение герменевтического горизонта связано с именем М. Хайдеггера. Это происходит прежде всего благодаря особому языку в «экзистенциализме» немецкого мыслителя: «Язык не просто передает в словах и предложениях все очевидное и все спрятанное как разумеющееся, так-то и так-то, но впервые приводит в просторы разверстого - сущее как такое-то сущее... Язык впервые дает имя сущему и, благодаря такому именованию, впервые изводит сущее в слово и явление» . Язык оказывается историческим горизонтом понимания, а само понимание (герменевтика) становится свершением бытия. Особое значение приобретает и значимость художественного произведения. Именно оно дарует истину. «Искусство дает истечь истине. Будучи учреждающим охранением, искусство источает в творении истину сущего».

Подобную трактовку языку в контексте интерпретации научных смыслов Хайдеггер экстраполирует на социальную и политико-правовую проблематику, причем на весьма высоком уровне научного обобщения. Центральным пунктом у Хайдеггера, как и у других представителей классической философии, является понятие свободы.

На основе принципов герменевтики и феноменологического анализа Хайдеггер разрабатывает фундаментальное для философии права понятие свободы личности. Теоретической формой этой разработки стала полемика с основоположником классической немецкой философии И. Кантом.

Хайдеггер различает два смысла свободы в философии Канта (этому посвящена его работа 1930 г. «О сущности человеческой свободы»). Один связан с возможностью свободы, то есть с утверждением самой идеи трансцендентальной свободы. Другой - с действительностью

342 - свободы, то есть поднимает вопрос о практической свободе. По мнению Хайдеггера, наиболее значимое достижение Канта, им самим до конца неосмысленное, заключалось в том, что посредством диалектических антиномий он обосновал принципиальную неразрешимость обыденного понимания свободы. Спор о том, подчинено ли всякое действие полностью природным законам или оно совершенно свободно, Кант приписывает совершенно естественному для разума в целом заблуждению смешивать определения, относящиеся, с одной стороны, к вещам так, как они есть, а с другой - к явлениям этих вещей нам в форме знания. Различение этих двух порядков позволяет, как полагает Кант, увидеть за антиномией свободы лишь видимое противоречие (или спор разума с самим собой). Однако такое решение свидетельствует, по мысли Хайдеггера, о том, что сама трансцендентальная диалектика несет на себе отпечаток предшествующей метафизики. Для понимания свободы в этом смысле решающим является не ее актуализация (действительность поступка), а идея безусловной причинности событий. Таким образом, смысл свободы личности определяется в границах того же самого понятия причинности, которое присутствует и в естественных науках, то есть в теоретической области познания природы. Или, как говорит сам Хайдеггер: «Свобода установлена в смысле трансцендентального понятия природы». Поэтому вывод третьей антиномии - это просто теоретическая возможность единства эмпирической причинности природы и неэмпирической, интеллигибельной причинности разума.

Однако именно этот вывод указывает, как полагает Хайдеггер, на необходимость формулирования второго смысла свободы в философии Канта.

Как может быть обозначена эта действительная или практическая свобода? Хайдеггер поясняет проблематичность этого второго смысла свободы на основании апории в практической философии Канта. В своей философии права, изложенной в «Основах метафизики нравственности», Кант объясняет, что понятие свободы не может быть опытным понятием. Эту свободу нельзя «... доказать даже в нас самих и в человеческой природе как нечто действительное» . Но если действительность свободы не может быть теоретически (метафизически) доказана, то в чем тогда, вообще, может состоять смысл этой действительности? Пятью годами позже в «Критике способности суждения» Кант утверждает, что идея свободы обнаруживается среди фактов: «Это единственная из всех идей чистого разума, чей предмет есть факт...» Проблематичность действительности свободы, ее реализации, то есть самой идеи практического применения разума, как поясняет Хайдеггер, состоит не только в том, существуют ли примеры или факты сво-

343 бодных поступков.

То, что свобода, с одной стороны, это не опытное понятие, а с другой-факт, необходимо требует объяснить: «какможно и должно спрашивать о действительной свободе человека в отличие от вопроса о возможности свободы сущности мира вообще».

В «Критике чистого разума» «опыт» и «действительность» ограничиваются областью теоретического (предметного) познания (природы). Кантовское же указание в третьей «Критике» на свободу как на факт означает, что здесь он ведет речь об «опыте» и «действительности» в ином смысле. Факт свободы не приравнивается им ни к опыту предмета, ни к состояниям природных вещей. Поскольку сам Кант говорит в этом отрывке из «Критики способности суждения» о реальности свободы, которая может быть доказана «в действительных поступках, следовательно, в опыте», то очевидно, что Кант стоит перед новым понятием опыта, которое Хайдеггер терминологически осмысляет как «фактичность».

Итак, практическая свобода личности в сфере правовых отношений есть факт, и, исходя из этого, ее необходимо понимать, но не в смысле предметного опыта. Но как? Кант поясняет в «Критике способности суждения», что реальность свободы «... может быть доказана посредством практических законов чистого разума и в соответствии с ними - в действительных поступках». Свобода личности, таким образом, должна обнаруживаться как факт в практическом применении чистого разума. «Этим положением,-утверждает далее Хайдеггер, - «установлена собственная задача и, одновременно, специфическая проблематика второго пути, т. е. второго смысла свободы». Чтобы прояснить эту фактичность практической свободы, Хайдеггер опирается на утверждение Канта о том, «что моральный закон мы сознаем непосредственно (как только мы полагаем себе максимы воли)». По мнению Хайдеггера, это означает, что факт долженствования проявляется лишь в действительном (практическом) волении: «действительное воление есть себя проясняющая, долженствующая быть проясненной всегда в себе основа определения». Здесь можно было бы, конечно, возразить с точки зрения имманентного следования самой логике анализа свободы личности, что в хайдеггеровской интерпретации речь идет не о способности суждения, то есть не о применении практического закона (нравственности), но, прежде всего, о сущности самого практического разума, как источнике этого закона. Будучи отрицательно сформулирована, она состоит в том, что воля определяется посредством представления того, что не получено из опыта и не относится к нему, являясь своим собственным основанием, и в этом смысле - чистой волей. Цель этой интерпретации философии Канта не столько в определении нравственного закона, сколько в прояснении

344 фактичности чистого воления, нетождественной какому-либо внут- римировому сущему. Хайдеггер как раз и стремится показать ошибочность отождествления фактичности чистого практического разума с любым психологическим состоянием.

Х.-Г. Гадамер вслед за Хайдеггером продолжает начатую в культурологии Дильтеем линию обоснования методологии культурно-исторического познания феноменов жизни социума. Дильтеем было убедительно показано, что самоопределение гуманитарных наук идет в русле преодоления «образца естественных наук» и экспансии естественнонаучной методологии в область гуманитарного знания. Если при исследовании объекта природы человек противопоставляет себя ему, отвлекаясь от своих особенностей, что позволяет избежать субъективных искажений и достигнуть объективности знания, то при обращении к социальным феноменам человек никогда не сможет освободиться от влияния тех представлений, которые накладывает на него культура. Поэтому встает вопрос о том, в какой мере можно говорить об объективности знания в отношении ко всему комплексу гуманитарных наук, изучающих социокультурный феномен.

Напрашивается вывод, что подобная специфика предмета исследования требует принципиально иного метода исследования и иного представления об объективности и общезначимости. Поэтому Диль- тей разделил объяснение и понимание как методы, соответственно, естественнонаучного и гуманитарного знания. Продолжая эту линию, Гадамер подчеркивает, что «науки о духе сближаются с такими способами постижения, которые лежат за пределами науки: с опытом философии, с опытом искусства, с опытом самой истории. Все это такие способы постижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки» .

Использование категории «понимание» применительно к исследованию в сфере социума позволяет показать, во-первых, что в этой сфере корректно говорить не только о приращении знания (как это имеет место при объяснении), а о событии для человека, исследующего нечто в сфере социокультурных феноменов, его вовлеченности в исследование, ибо это «способ познания и способ бытия одновременно», а во-вторых, что любой объект исследования в сфере социума (в отличие от природного объекта) уже является осмысленным. Универсальная осмысленность сферы социума позволяет говорить об универсальной понимаемости - «герменевтическом универсуме», по терминологии Гадамера.

Таким образом, для Гадамера философия и герменевтика оказываются по своей сути глубоко связаны друг с другом. Іадамер опирается на весь тот опыт, который накопило герменевтическое направ 345 ление в исследовании специфики гуманитарного познания, но особенно на разработки «фундаментальной онтологии» Хайдеггера открывающие возможность перевода герменевтики в онтологический пласт, возможность осмысления деятельно-участного познания.

Сущностной характеристикой любого объекта изучения в сфере культуры является его уникальность и нетипичность, здесь существует совершенно иное отношение отдельного явления культуры к целому культуры, чем в механическом отношении целого и частей. В исследовании этого феномена для Гадамера представляется наиболее показательным «опыт искусства», в котором, как в призме, проявляются черты опыта общения с культурой и ее различными феноменами. Гадамер связывает с искусством универсальный аспект герменевтики. В произведении искусства, как указывал еще Дильтей, опредмечивается и выражается дух эпохи, сущность данной культуры как замкнутого образования. В этом смысле деятельность юриста, готовящего правовой текст, имеем ряд общих моментов с деятельностью писателя, стилиста. Позволим себе чуть более подробно остановиться на этом вопросе.

Опыт искусства противопоставляется Гадамером «эстетическому сознанию» как ограниченному и столь же подверженному традициям «методологического сознания». «... Культурная форма эстетического сознания точно так же блекла в наших глазах, - пишет Гадамер, - как культурная форма исторического сознания, мыслившего «мировоззрениями». Напротив, все высказанное как искусством, так и великими философами заявляло о своих правах на истину, и это требование своих прав, пусть хаотичное, нельзя было отвергнуть - никакой «историей проблем» нельзя было нейтрализовать его, нельзя было заставить его склониться перед законами методичной научности» . Опыт искусства шире и глубже того, что можно сказать о нем, он прорывается из историчности и ситуационности его создания к вечности, неся в себе элементы подлинной жизни социума. Рассмотрев значение герменевтики в сфере искусства, Гадамер перешел к вопросу о ее роли в науке.

Важной проблемой для классической герменевтики, определившей становление самой герменевтики как науки, являлась проблем адекватности интерпретации иной культуры - иноземной или древней (античной), входящей в качестве элемента в современную культуру (скажем, роль римского права в правовой культуре XIX века). Основным условием подобной адекватности виделся отказ от исторической позиции исследователя. Гадамер, развивая мысль Хайдеггера о принципиальной и непреодолимой историчности человека, развенчивает иллюзии подобного «исторического объективизма». «Подобное требование, -пишет он,-это скорее предпосылка историзма, утверждающая, что мы должны погрузиться в дух изучаемой эпохи, должны мыслить

346 - ее понятиями и представлениями, а вовсе не своими собственными, чтобы таким образом добиться исторической объективности».

Позиция полного абстрагирования от исторических и культурных условий развития социокультурных феноменов, в которых существует исследователь, невозможна и не нужна: нельзя понять то, к чему не имеешь отношения. «В действительности же речь идет о том, чтобы познать отстояние во времени как позитивную и продуктивную возможность понимания. Это вовсе не зияющая бездна, но непрерывность обычаев и традиции, в свете которых является нам всякое предание. Не будет преувеличением говорить здесь о подлинной продуктивности свершения». Таким образом, для Гадамера важно подчеркнуть, что традиция не противостоит исследованию, как некий набор сведений или фактов, она требует деятельного участия. Поэтому Гадамер говорит о «действенно-историческом сознании». Кроме того, он утверждает, что «в сфере наук о духе невозможно говорить о равном себе объекте исследования в том смысле, в каком мы с полным правом говорим о нем применительно к наукам о природе... Относительно наук о духе скорее следует сказать, что исследовательский интерес, обращаясь к преданию, каждый раз совершенно особым образом мотивирован здесь современностью и ее интересом».

Основанием для возможности понимания является, по Іадамеру, «общность дела» - согласие по поводу того, о чем говорит предание, документ эпохи, к примеру, текст закона. Но поскольку Гадамер отдает себе отчет, что нельзя говорить о сохранении «живой традиции», связывающей нас, например, с античной культурой, что «связь с этим делом не может быть тем самоочевидным и несомненным единством, которое имеет место в случае непрерывно длящейся традиции», то требуется иная предпосылка, обеспечивающая это единство. Такой предпосылкой Гадамер считает язык. Язык Гадамер, вслед за Хайдеггером, определяет как универсальную среду, в которой существует и человек, и его культура, в которой осуществляется историческое предание. Универсальность языка предопределяет универсальность понимания феноменов культуры, если культура будет представлена как текст.

Язык у Гадамера, как и у Хайдеггера, есть та среда, то пространство, где осуществляется собеседование, истолкование, диалог. Текст именно потому поддается истолкованию, интерпретации и пониманию, что «язык - это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание. Способом этого осуществления является истолкование». Эта универсальность языка отражает изначальную его причастность к природе смысла. Язык, кроме того, не представляет собой некое изначальное и неприкосновенное целое, которое не способно измениться. Язык насыщен переживаниями и духовным опытом предшествующих поко- 1 347 лений. В языке становится видимой та действительность, которая возвышается над сознанием индивидуальностей. Сам по себе языковой опыт культуры, по словам Гадамера, абсолютен, он возвышается над нашим конкретным существованием и охватывает любые отношения любые социальные взаимосвязи. Языковой опыт предшествует всему тому, что мы познаем и высказываем: «Основополагающая связь между языком и миром не означает поэтому, что мир становится предметом языка. Скорее то, что является предметом познания и высказывания, всегда уже окружено мировым горизонтом языка».

Несмотря на то, что язык как универсальная среда обладает универсальностью, а следовательно, подчиняющим индивидуальное характером, все же процесс понимания у Гадамера сохраняет определенную свободу личности. Взаимоналожение горизонтов понимания, которое осуществляется в процессе герменевтического прочтения текста (скажем, текста закона), осмысливается им как незамкнутое событие, как продолжающийся и никогда не могущий быть завершенным диалог. Таким образом, у Іадамера герменевтика имеет определенный методологический статус, который позволяет ей выступать своего рода методологией познания. Она есть не только понимание и интерпретация того или иного текстового материала, но есть познание и самопознание личности и общества. Герменевтикой «контролируется» тот массив знания (гуманитарные науки и искусство), который не может быть постигнут и осмыслен исходя из точных наук. И эта область человеческого познания обеспечивается своей совершенно своеобразной методологией. Герменевтика есть познание и самопознание человека, его места в мироздании, его истории, его культуры, она касается наиболее значимых для человека областей его существования. С этой точки зрения, герменевтика позволяет учитывать тот иррациональный момент, который всегда имеет место в общественных отношениях и который должны по-своему отражать гуманитарные науки, включая и науку о праве и государстве.

Отметим, что теоретическое обоснование применения герменевтического метода в психологии связано с именем В. Дильтея .

Но истоки ϶ᴛᴏго метода - в приемах толкования текстов, основой кᴏᴛᴏᴩых явля­ется включение текстовой информации в более широкий контекст знаний с интерпретацией, т. е. «переводом», с добавлением дополнительных значений, зафиксиро­ванных в тексте (поиски «второго», скрытого смысла) Сам текст представляется как проблема, где есть нечто известное и нечто неизвестное, требующее ϲʙᴏего ис­толкования. Разумеется, ϶ᴛᴏт поиск осуществим только при наличии у субъекта более или менее осознанной схемы, модели реальности (универсального интерпре­татора), кᴏᴛᴏᴩый и служит для перевода.

Правда, теоретики герменевтического метода утверждают, что смысловые связи должны быть раскрыты в объекте, а не привнесены интерпретатором, но остается неясным, с помощью каких средств должны вскрываться данные смысловые связи.

Предварительно следует остановиться на истории становления метода герменев­тики и на связи его с пониманием как психическим процессом. Традиция рассмотре­ния метода понимания начата работами Ф. Шлейермахера [Давыдов В. В., Зинчен-ко В. П., 1982], кᴏᴛᴏᴩый говорил об «искусстве понимания» как способности пере­ходить от ϲʙᴏих собственных мыслей к мыслям понимаемых писателей. Стоит заметить, что он же и выдвинул основную цель герменевтики: понимать автора лучше, чем он понимает сам себя.
Стоит отметить, что основным принципом понимания Ф. Шлейермахер считал «принцип кру­гового движения» процесса: целое постигается, исходя из его частей, а части - только в соотнесенности с целым. В поздних работах он отделил психологическую интерпретацию от философской (толкование литературных текстов) Но понятия «интерпретация», «понимание», «герменевтика» толковались им как равнозначные. Только В. Дильтей (кᴏᴛᴏᴩый не считал себя последователем Ф. Шлейермахера) ввел разграничение «наук о духе» (философия, данныека, эстетика, лингвистика, право и др.) и «наук о внешнем мире» (физика, химия, геология, биология) и определил понятие фундаментальной науки, из кᴏᴛᴏᴩой берут начало все «науки о духе». Метод пони­мания вырастает из ϶ᴛᴏй науки и применяется в качестве основного метода (как метод интерпретации) в других «науках о духе».

В. Дильтей разграничил две формы опыта: внутренний жизненный опыт (первич­ный, психический) и внешний чувственный опыт. Жизненный опыт присущ учено­му изначально, ϶ᴛᴏ не эксплицированное, предшествующее дискурсивному мышле­нию знание. Стоит заметить, что он будет фундаментом исследований в «науках о человеке» (рав­но - в «науках о духе»)

При ϶ᴛᴏм В. Дильтей полагал, что науки о человеке и науки о природе - эмпири­ческие науки, но природа эмпирического знания в данных науках различна. В есте­ственных науках описание опыта с самого начала лишено антропоморфных качеств (ценностей, целей, смыслов), а посему ϶ᴛᴏ знание выводится за пределы жизненно­го опыта (экзотерическое знание) Гуманитарное знание близко к жизненному опы­ту, его содержание эзотерично, и большая его часть уже известна (нет фактической новизны в естественнонаучном смысле)

Позже В. Дильтей выделил разные виды понимания по его предмету:

1) понимание как теоретический метод, его критерии: истина-ложь;

2) понимание действий, кᴏᴛᴏᴩое требует реконструкции целей, на кᴏᴛᴏᴩые направ­лено действие, его критерии: успешность-неуспешность;

3) понимание проявлений «живого опыта»: от продуктов творчества до актов жиз­ненного поведения (жестов, интонации и пр.), его критерий: аутентичность.

В работах позднейших представителей герменевтики сохраняется расчленение научных направлений по критерию В. Дильтея. Так, А. Демер делит все направления познания на: 1) герменевтические (феноменология, экзистен-ционализм, психоанализ, структурализм, марксизм и пр.) и 2) антигерменевтиче­ские (бихевиоризм, критический рационализм и пр.) Г. X. фон Врихт обозна­чает те же направления как позитивистскую и антипозитивистскую традиции [Врихт Г.Х.фон.1986].

Определенный вклад (о его значении лучше судить специалистам-философам) в разработку герменевтического метода внесла дискуссия X. Ю. Хабермаса и X. Г. Гадамера [Гадамер X. Г., 1983]. Стоит сказать, для нашего исследования важ­нее точка зрения первого автора. X. Ю. Хабермас рассматривал в качестве исход­ной модели герменевтической интерпретации психоаналитическое взаимодействие врача и пациента. С его точки зрения, психоанализ вышел за пределы герменевтики В. Дильтея, поскольку в ϶ᴛᴏм случае психоанализ оперирует символическими константами, а не остается в пределах осознаваемых переживаний. По϶ᴛᴏму X. Ю. Хабермас вводит понятие «глубинная герменевтика» как развитие метода понимания.

Сегодня ряд авторов, в частности Е. Д. Хирш [Михайлов А. А., 1965], различают понятия «интерпретация» и «понимание». С позиции Хирша, искус­ство интерпретации и искусство понимания суть различные процессы, так как пра­вильное понимание возможно только одно, а интерпретаций - множество, так как по­следнее основано на терминологии интерпретатора, а понимание - на терминоло­гии текста. Но в ϶ᴛᴏм случае можно свести трактовку интерпретации Е. Д. Хирша к первому варианту (теоретическому), а понимание - к третьему варианту понима­ния по В. Дильтею.

Стоит сказать - поле значений термина «понимание» очень широко. Согласно В. К. Нишанову [Нишанов В. К., 1990], в него входят: 1) декодирование, 2) перевод «внешнего» язы­ка во «внутренний» язык исследователя, 3) интерпретация, 4) понимание как оцен­ка, 5) постижение уникального, 6) понимание как результат объяснения, 7) пони­мание как синтез целостности.

В случае если суммировать (почти механически) данные трактовки понимания, то можно ска­зать, что понимание применяется тогда, когда требуется познать уникальный, цело­стный, неприродный объект (кᴏᴛᴏᴩый несет «отпечаток разумности») путем перево­да его признаков в термины «внутреннего» языка исследователя и получить в ходе ϶ᴛᴏго перевода его оценку и «переживание понимания» как результат процесса.

Именно к ϶ᴛᴏй реальности ᴏᴛʜᴏϲᴙтся, в частности, произведения искусства. О применении к их постижению герменевтического метода говорит X. Г. Гадамер [Гадамер X. Г., 1983].

Так же в принципе очерчивается и зона применимости герменевтики в психоло­гическом исследовании: адекватным объектом ее будет творчество (психологи­ческий анализ уникальных продуктов творческой деятельности), уникальная пси­хическая индивидуальность человека и его неповторимый и невоспроизводимый жизненный путь.

В. К. Нишанов, объединяя понимание как метод и как психический процесс, счи­тает, что «процесс понимания может работать на любом уровне познания и практи­чески с любым материалом от «сырых» экспериментальных данных (эмпирических фактов) и до теоретических «представлений» [Нишанов В. К., 1990. С. 138]. Мы же будем разделять понятия «понимание» как психический процесс и как метод и счи­тать его эмпирическим методом «наук о духе» (по В. Дильтею)

С герменевтическим методом тесно связан умозрительный. Нужно помнить, такие труды, как: «О душе» Аристотеля или «Антропология» И. Канта, содержат описание моделей человека - носителя психики или моделей самой психики. Философские трактаты представляют общие модели реальности, созданные разными авторами.

При этом умозрительный метод есть отвлеченный от реальности (ɥᴛᴏбы не ска­зать - теоретический) способ познания и не предполагает исходного материала (текста, сведений о поведении, совокупности изобретений и т. д.) По крайней мере, рассмотрение ϶ᴛᴏго материала не будет задачей психолога, исповедующего умозрительный подход. Его цель - породить некᴏᴛᴏᴩую обобщенную модель пси­хической реальности, отвечающую его интуитивным представлениям и объясняю­щую доступную совокупность эмпирических феноменов.

Для исследователя, использующего герменевтический метод, важнее всего ма­териал и результат его истолкования (факт) Достаточно сравнить типичные для 3. Фрейда работы «Леонардо» и «Психология бессознательного». В первом случае перед нами классический результат применения герменевтического метода, а имен­но интерпретация фактов биографии Леонардо да Винчи с позиции психоаналити­ческой концепции личностного развития. Во втором случае мы имеем изложение самой концепции как результата мыслительных процессов (интуиции, метафориче­ского и понятийного рационального мышления), объясняющей некᴏᴛᴏᴩую совокуп­ность фактов, не претендующей на всеобщность, т. е. на статус теории, а исключительно на статус мировоззрения (учения)

Классическими вариантами герменевтического метода будут графологиче­ский и физиогномистический методы, психоаналитическая интерпретация, совокуп­ность проективных методов (на фазе интерпретации, поскольку на этапе проведе­ния ϶ᴛᴏ измерительная процедура) К числу герменевтических методов относится и такой традиционный для психологии метод, как анализ продуктов деятельности.
К ним следует отнести и биографический метод, а также психологическую интер­претацию (психологическое сведение), применяемые в гуманитарных науках, соци­ологии, экономике и даже в математике.

В той части ϲʙᴏей работы, кᴏᴛᴏᴩая посвящена герменевтике, М.С. Роговин и Г. В. Залевский формулируют главный имплицитный тезис герменевтики достиже­ние адекватной интерпретации объекта возможно только тогда, когда информация для интерпретации содержится на низших уровнях (уровне) [Роговин М. С., Залев­ский Г. В.,1988].

При этом данные авторы несколько расширительно трактуют герменевтику, включая в нее и метод моделирования. Разумеется, если понимать герменевтику как сужде­ние по аналогии (от частного к частному), то ϶ᴛᴏд метод присутствует в любой ис­следовательской процедуре. В частности, если мы используем метод понимания по В. Дильтею для познания психики другого человека путем вчувствования, мы кон­струируем «модель» психики другого в ϲʙᴏей субъективной реальности. Материал опубликован на http://сайт

Но в более строгом смысле моделирование как метод призвано служить исключительно источником гипотез о природе объекта моделирования с целью их дальнейшей эм­пирической проверки.

К примеру, можно теоретически рассматривать психику крысы (если о таковой вообще уместно говорить) как упрощенную модель психики человека и полагать, что поведение ее в эксперименте ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙует поведению человека в аналогичных жизненных ситуациях. Но для опровержения или условного принятия ϶ᴛᴏй модели требуется как минимум провести эксперимент на крысах и сравнить данные данные с результатами аналогичных («модельных») экспериментов на людях.

Между тем результат применения герменевтического метода уже есть факт (для сторонников ϶ᴛᴏго метода), и, следовательно, «понимающий психолог» ведет себя по отношению к человеку-клиенту в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с тем, как он понял психику кли­ента методом вчувствования, эмпатии и т. д. Но само действие психолога и ответное действие клиента - ϶ᴛᴏ реальности из области применения экспериментального метода.

Остановимся на основных особенностях и ограничениях герменевтического ме­тода. В первую очередь, существует зависимость результатов интерпретаций от эксплицит­ной или имплицитной схемы, концепции, теории психической реальности, кᴏᴛᴏᴩой следует интерпретатор. Во-вторых, качество интерпретации определяется культур­ным уровнем общества, представителем кᴏᴛᴏᴩого будет психолог.

В-третьих, хотя герменевтический метод и не абсолютно субъективен, так как имеется некᴏᴛᴏᴩый исходный предметный, вербальный или поведенческий матери­ал и опора для интерпретации в теоретических схемах и в естественном языке, но его результаты не будут интерсубъектным знанием. Стоит сказать, что каждый новый интерпрета­тор дает несколько иное толкование материала. Не только приверженцы разных концепций (например, представители различных направлений психоанализа) напи­шут разные исследования жизненного пути диктаторов (будь то Гитлер, Сталин, Муссолини, ныне ϶ᴛᴏ модно), но и приверженцы одной концепции могут дать несогласуемые результаты. Здесь мы вступаем в область ограниченности индивидуаль­ной психики. Помимо того, что «не властны мы в самих себе» (каждый из нас - обладатель индивидуального и, по К. Юнгу, коллективного бессознательного), каж­дый из нас, в т.ч. - психолог, есть человек частичный и одновременно уни­кальный [Дружинин В. Н., 1990]. Поскольку в ходе герменевтического исследова­ния один субъект познает другого субъекта, то данные частичные индивидуальные субъективные реальности могут «не перекрываться». Нечто в психике другого все­гда остается недоступным для герменевтического познания. Конечно, мы выходим за пределы индивидуального опыта благодаря системе смыслов естественного язы­ка, но помимо того, что она индивидуализирована, естественный язык как отраже­ние субъектной практики людей всегда остается неполным отражением психики другого как объективной реальности. Материал опубликован на http://сайт

Стоит сказать - положение усложняется еще более, если мы примем постулат о большем много­образии психической реальности индивида по сравнению с множеством поведен­ческих проявлений психики.

Можно предположить, что результаты, получаемые герменевтическим методом, даже при использовании одной и той же интерпретационной схемы зависят от типа личности исследователя, точнее от его индивидуально-психических особенностей. Более того, те или иные интерпретационные схемы и приемы (как, впрочем, и в лю­бой деятельности), будут вырабатываться, приниматься и применяться исследова­телем в той мере, в кᴏᴛᴏᴩой они ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙуют его личностным особенностям, при­вычкам, мотивам,способностям и т.д.

Отсюда вытекает, что «множественность истины» при герменевтическом иссле­довании принципиально неустранима. По крайней мере, для установления истины требуется согласование точек зрения нескольких исследователей. Уместно отметить, что опорой при со­гласовании будут представления о психике, зафиксированные в естественном язы­ке и/или все фундаментальное психологическое знание, полученное на данный ис­торический момент. Поскольку процедура согласования совершенно необходима для получения интерсубъектного знания [Поппер К., 1983], постольку герменевти­ческий метод предполагает наличие нескольких исследователей.

Главным требованием к «объективным» методам будет инвариантность зна­ния по отношению к субъекту исследования.

Но варьируются при ϶ᴛᴏм объекты, методики, внешние условия, а все субъекты исследования полагаются тождественными друг другу: полагается, что от особенно­стей субъекта результат исследования не зависит.

Мы уже отмечали, что при психологическом измерении нельзя полностью ис­ключить влияние экспериментатора, но учет ϶ᴛᴏго влияния, как правило, осуществ­ляется с «общепсихологических» позиций.

При использовании герменевтического метода индивидуальные различия субъектов исследования приобретают принципиальное значение. По϶ᴛᴏму плани­рование исследования в «понимающей психологии» должно отличаться от планиро­вания исследований в естественнонаучной психологии. План как бы «преобразует­ся», и основное внимание уделяется не контролю за переменными, характеризую­щими предмет, объект исследования, воздействие и инструмент измерения, а учету индивидуальных различий субъектов исследования.

Аналогом будет ситуация исследования субъектных суждений (субъектив­ного шкалирования), где суждения высказываются о некᴏᴛᴏᴩом множестве объек­тов (в данных случаях - испытуемых) Но при субъективном шкалировании важ­нейшее значение имеет инструментарий (будь то техника семантического диффе­ренциала, методика репертуарных решеток и т. д.), между тем как герменевтический метод ограничивается непосредственной интерпретацией психической реальности в терминах собственного субъектного опыта исследователя. Неслучайно у психоло­га возникает впечатление, что те или иные результаты, полученные герменевтичес­ким методом, будут личностным знанием [Стоит сказать - полани Л., 1985]. И, ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙенно, каждая концепция, полученная на базе ϶ᴛᴏго метода, психологически специфич­на, т. е. подходит для описания психической реальности и поведения исключительно некото­рого психологического типа людей, а также может быть понятна и применима на практике исключительно к определенным психологическим типам людей: тип познает тип.

Более того, решающим и абсолютно необходимым этапом применения герменев­тического метода будет дискуссия исследователей по поводу конкретного объек­та исследования.

При этом проблема совмещения в герменевтическом знании конкретного жизнен­ного опыта исследователя с требованиями научной достоверности (проблема полу­чения универсально-значимых высказываний) в пределах герменевтики не решена.

Герменевтический метод с самого ϲʙᴏего возникновения являлся собственно пси­хологическим методом. Его основная особенность - непосредственное познание психической реальности другого (моделирование в психике исследователя психи­ческой реальности испытуемого)

Область применения герменевтического метода - уникальные, целостные, об­ладающие «разумом» объекты.

Существуют различные модификации психологического герменевтического ме­тода, к числу основных ᴏᴛʜᴏϲᴙтся: биографический метод, анализ результатов (про­дуктов) деятельности, психоаналитический метод.

Герменевтический метод не удовлетворяет требованиям инвариантности знания по отношению к субъекту исследовательской деятельности. Материал опубликован на http://сайт

делить эти функции. Исследование взаимосвязей между литературой и обществом, литературным произведением и публикой позволит избежать социологических и психологических упрощений в той мере, в какой оно сумеет воссоздать жанровый горизонт ожидания, заранее задающий как интенцию произведений, так и понимание их читателями и тем самым побуждающий их постичь ту или иную историческую ситуацию в ее былой актуальности.

<…> Совсем не в качестве начала, обретающего свое значение только в отдаленном конце, в полностью развитой национальной литературе, но как начало, имеющее значение в самом себе, литература Средних веков может вновь стать незаменимой парадигмой, ибо она является проявлением автономного движения, формирующегося в народных языках, архаические жанры которых, свидетельствуя и об идеале и о реальности замкнутого исторического мира, открывают нам первичные структуры, в которых утверждает себя в некоем новом свете социальная (освободительная или охранительная) и созидательная роль коммуникации, роль всякой литературной деятельности (118).

Вопросы и задания

1. Чем вызван отход Х.-Р. Яусса от традиционной нормативной эстетики, утверждающей незыблемость канонов?

2. Почему так важна для Яусса позиция реципиента? На устранении какого разрыва строит свой методологический подход ученый?

3. Можно ли даже откровенно новаторское произведение рассматривать как абсолютное новшество? Как вы понимаете утверждение ученого, что литературное произведение «не монумент, а партитура».

4. Чем, по мнению ученого, создается «горизонт ожидания» для читателя, пытающегося осмыслить новое произведение, его жанр?

5. Что значит, по Яуссу, явление «смешения жанров»? Почему понятие «доминанты» придает этому явлению методологическую продуктивность?

6. Чем продиктована необходимость рассматривать жанры с синхронической и диахронической точек зрения?

Р. Барт Миф сегодня36

Что такое миф в наше время? Для начала я отвечу на этот вопрос очень просто и в полном соответствии с этимологией: миф – это слово, высказывание.

Миф как высказывание

<…> Миф – это коммуникативная система, сообщение, следовательно, миф не может быть вещью, конвентом или идеей, он представляет собой один из способов означивания, миф – это форма.

Легко убедиться в том, что попытки разграничить разного рода мифы на основе их субстанции совершенно бесплодны: поскольку миф – это слово, то им может стать все, что достойно рассказа. Для определения мифа важен не сам предмет сообщения, а то, как о нем сообщается; можно установить формальные границы мифа, субстанциональных же границ он не имеет. Значит, мифом может стать все что угодно? Я полагаю, что дело обстоит именно так, ведь суггестивная сила мифа беспредельна (72).

36 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Прогресс: Универс, 1994. – С. 72–73, 75–79, 81–84, 86–89, 95–96, 98, 103.

Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»

тий элемент первичной семиологической системы. Этот третий элемент становится первым, то есть частью той системы, которую миф надстраивает над первичной системой (78).

<…> В мифе имеются две семиологические системы, одна из которых частично встроена в другую; во-первых, это языковая система, язык (или иные, подобные ему способы репрезентации); я буду называть его языком-объектом, поскольку он поступает в распоряжение мифа, который строит на его основе свою собственную систему; во-вторых, это сам миф, его можно называть метаязыком, потому что это второй язык, на котором говорят о первом. Когда семиолог анализирует метаязык, ему незачем интересоваться строением языка-объ- екта, учитывать особенности языковой системы; он берет языковой знак в его целостности и рассматривает его лишь с точки зрения той роли, которую он играет в построении мифа. Вот почему семиолог с полным правом одинаково подходит к письменному тексту и рисунку: ему важно в них то свойство, что оба они являются знаками, готовыми для построения мифа; и тот и другой наделены функцией означивания, и тот и другой представляют собой языкобъект (79).

Форма и концепт

Становясь формой, смысл лишается своей случайной конкретности, он опустошается, обедняется, история выветривается из него и остается одна лишь буква. Происходит парадоксальная перестановка операций чтения, аномальная регрессия смысла к форме, языкового знака к означающему мифа. <…>

Однако главное здесь заключается в том, что форма не уничтожает смысл, она лишь обедняет его, отодвигает на второй план, распоряжаясь им по своему усмотрению. Можно было бы подумать, что смысл обречен на смерть, но это смерть в рассрочку; смысл теряет свою собственную значимость, но продолжает жить, питая собой форму мифа. Смысл является для формы чем-то вроде хранилища конкретных событий, которое всегда находится под рукой, это богатство можно то использовать, то прятать подальше по своему усмотрению; все время (82) возникает необходимость, чтобы форма снова могла пустить корни в смысле и, впитав его, принять облик природы, но прежде всего форма должна иметь возможность укрыться за смыслом. Вечная игра в прятки между смыслом и формой составляет самую суть мифа.

Обратимся теперь к означаемому. История, которая словно сочится из формы мифа, целиком и полностью впитывается концептом. Концепт всегда есть нечто конкретное, он одновременно историчен и интенционален, он является той побудительной причиной, которая вызывает к жизни миф <…> Концепт помогает восстановить цепь причин и следствий, движущих сил и интенций. В противоположность форме концепт никоим образом не абстрактен, он всегда связан с той или иной ситуацией. Через концепт в миф вводится новая событийность (83) <…> Если говорить точнее, в концепт впитывается не сама реальность, а скорее определенные представления о ней, при переходе от смысла к форме образ

Н. П. Хрящева. «Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения. Хрестоматия»

теряет какое-то количество знаний, но зато вбирает в себя знания, содержащиеся в концепте. На самом деле, представления, заключенные в мифологическом концепте, являются смутным знанием, сформировавшимся на основе слабых, нечетких ассоциаций. Я настоятельно подчеркиваю открытый характер концепта; это никоим образом не абстрактная, стерильная сущность, а скорее конденсат неоформившихся, неустойчивых, туманных ассоциаций; их единство и когерентность зависят прежде всего от функции концепта.

В этом смысле можно утверждать, что фундаментальным свойством мифологического концепта является его предназначенность <…> концепт точно соответствует какой-то одной функции, он определяется как тяготение к чему-то (84).

Значение

Как нам уже известно, третий элемент семиологической системы представляет собой не что иное, как результат соединения двух первых элементов; только этот результат и дан для непосредственного наблюдения, только он и воспринимается нами. Я назвал третий элемент значением. Ясно, что значение и есть сам миф, подобно тому, как соссюровский знак есть слово (точнее, конкретная сущность). Прежде чем описывать свойства значения, надо немного поразмыслить над тем, каким образом оно создается, то есть рассмотреть способы соотнесения концепта и формы в мифе.

Прежде всего надо отметить, что в мифе два первых элемента совершенно очевидны (в противоположность тому, что имеет место в других семиологических системах, один не «прячется» за другой, оба даны нам здесь, в этом месте (а не так, что один находится здесь, а другой где-то там). Как это ни парадоксально, но миф ничего не скрывает; его функция заключается в деформировании, но не в утаивании. Концепт вовсе не латентен по отношению к форме; нет ни малейшей (86) необходимости прибегать к подсознательному, чтобы дать толкование мифа. Очевидно, мы имеем здесь два различных типа манифестации: форма дана нам прямо и непосредственно, кроме того, она имеет некоторую протяженность. Еще и еще раз надо подчеркнуть, что это полностью обусловлено языковой природой мифологического означающего: поскольку означающее уже обладает определенным смыслом, то оно может манифестироваться только с помощью какого-то материального носителя (в то время как в языке означающее сохраняет свою психическую природу). Если миф выступает в устной форме, протяженность означающего линейна <…> если миф представляет собой зрительный образ, его протяженность многомерна <…> Таким образом, элементы формы занимают по отношению друг к другу определенное место, они находятся в отношении смежности; способ манифестации формы в данном случае пространственный. Напротив, концепт дается как некая целостность, он представляет собой нечто вроде туманности, более или менее расплывчатого сгустка представлений. Элементы концепта связаны ассоциативными отношениями, он опирается не на протяженность, а на глубину (хотя, возможно, эта метафора слишком пространственна); способ его манифестации мнемонический.

Отношение между концептом и смыслом в мифе есть по существу отношение дефор-

мации (87). <…>

Никогда не надо забывать о том, что миф – это двойная система; в нем обнаруживается своего рода вездесущность: пункт прибытия смысла образует отправную точку мифа. Сохраняя пространственную метафору, приблизительность которой я уже подчеркивал, можно сказать, что значение мифа представляет собой некий непрерывно вращающийся турникет, чередование смысла означающего и его формы, языка-объекта и метаязыка, чистого означивания и чистой образности. Это чередование подхватывается концептом, который исполь-